Допустим, я выхожу из дому с намерением подстрелить трех-четырех драконов и жениться на принцессе. Как и у любого хорошего парня на моем пути, разумеется, тут же встречается старушка, которая захочет съесть мой сухой паек, забрать все имеющиеся у меня наличные и чтобы ее проводили до булочной, расположенной в тридевятом царстве. И я, махнув рукой на принцесс и драконов, естественно, удовлетворяю все пожелания этой требовательной дамы.
Когда я в детстве читал все эти сказки, мне казалось, что такое поведение – нечто само собой разумеющееся. Более того, я совершенно не понимал, как старшие братья-царевичи могли поступать так не по-джентльменски и не делиться со старушками, гномиками и хромыми селезнями своей последней лепешкой. Ведь ясно же: если мужчина не защищает больных и слабых, то его самого обязательно зажарят и съедят уже в следующем абзаце, плохих парней обязательно поджидает такая участь. Из детства же я вынес целый ряд других представлений об истинно мужском поведении:
мужчина не обижает маленьких; мужчина вежлив со старшими; мужчина не дерется с девочками; пинать ногой таксу Зинаиды Николаевны хороший парень тоже не будет. Бедный песик не виноват, что ему хочется кусаться. А ты большой и сильный, поэтому можешь потерпеть… Встать и во все горло заявить, что ты, вообще-то, еще маленький и слабый, не позволяла гордость, поэтому приходилось соглашаться. Родители и воспитатели, кстати сказать, не были так уж неправы. Что такое гнев с точки зрения психологии? Это одна из разновидностей страха. Обычный страх – это желание увеличить дистанцию между собой и объектом. В ходе эволюции у нас образовалась параллельная поведенческая программа: мы научились подменять страх гневом – желанием дистанцию между собой и объектом, наоборот, сократить. Атака – нередко лучший метод защиты.
Но принцип остается тот же: мы гневаемся лишь тогда, когда не чувствуем себя в безопасности. Чем ты сильнее и самоувереннее, тем меньше вокруг объектов, способных тебя рассердить. Суслик, например, может обпрыгаться перед носорогом, но не сумеет разозлить носорога ни при каких обстоятельствах. Потому, что носорог даже в страшном сне не сможет увидеть в суслике реальную угрозу своему безмятежному существованию. И наоборот, если ты на кого-то сердишься, значит, ты этого кого-то в глубине души побаиваешься. (Поэтому нам с тобой, как хорошим парням, прыгать перед носорогами особенно не рекомендуется – они могут нас слегка напугаться.)
Во все времена одним из основных положительных мужских качеств считалась снисходительность. Во-первых, она свидетельствовала о твоей силе и мужестве. Во-вторых, это качество активно пропагандировалось теми, кто был кровно заинтересован в том, чтобы окружающие их сильные мужчины не слишком-то своей силой пользовались. Мало ли плохих парней на свете. Это всякие там прекрасные дамы могли не знать снисхождения, а рыцарю и воину полагалось быть милосердным ко всему на свете:
к поверженным врагам; к бедным крестьянам; к изменившим возлюбленным; к другим, слабым, а потому вспыльчивым рыцарям. Строить свою жизнь, согласуясь с этими этическими нормами, очень непросто. Даже в наше тихое время, когда драконов намного меньше, чем сарацинов, а людоедов вообще можно пересчитать по пальцам, сверившись с газетными подшивками.
Я, например, сплошь и рядом чувствую, что на настоящего мужчину, кажется, не тяну.
Если кот нагадил мне в ботинки, то я, как хороший парень, должен очень строго погрозить коту пальцем, но не более того. Ведь кот – хрупкое маленькое создание, находящееся под моим покровительством. Тот же, кто хватает рыжую сволочь за шиворот и производит над ней ряд полезных воспитательных мероприятий, плохой парень – он таким образом показывает свои страх и неуверенность перед котом. (Ботинки, правда, в обоих случаях потом лучше всего будет выкинуть.) Если ко мне пристал в баре пьяный чудила, я должен весело и добродушно его урезонивать даже после того, как он попытается разбить об мою голову свой кулак. Ведь он, бедняга, таким образом демонстрирует свою слабость. Голову потом можно будет перевязать тряпочкой, зато моя самооценка будет спасена. Если же я попытаюсь начистить идиоту лицо, то самооценку будет уже не спасти – я ведь не сумел проявить разумной снисходительности и оказался плохим парнем. Если женщина швыряет в меня тарелками и орет, что я сломал ей жизнь, я должен лишь ласково улыбаться и пытаться успокоить ее добрыми разумными словами. Одновременно схватывая тарелки на лету и бережно возвращая их в сервант на полку, подтвердив тем самым статус хорошего парня. Ответ типа “сама дура” свидетельствовал бы о моей крайней боязливости. Если сотруднику автоинспекции вдруг приспичило, чтобы я вышел из машины и подышал свежим воздухом, положив руки на багажник, я бы, по идее, должен был преисполниться к ретивому блюстителю порядка самого горячего сочувствия. Ведь он вынужден целый день мокнуть под дождем на этом грязном перекрестке и у него, наверное, совершенно ни к черту нервная система. В отличие от меня, у которого нервная система в абсолютном порядке, потому что я сильный, мужественный и, самое главное, чертовски добродушный человек… Не хочу врать. Ничего подобного у меня не получается. Но, может быть, еще не все потеряно и я не такой уж плохой парень.
[На практических пикап тренингах Академии Знакомств вы приобретете все качества, необходимые настоящему мужчине. Опытные инструкторы отследят даже мельчайшие ошибки в вашем поведении, устранят негативные качества, мешающие не только общению с женщинами, но и в жизни вообще.]
Рассуждая логически: если внутреннее спокойствие и снисходительность есть проявление твоей силы, то тогда эти качества можно развить достаточно простым способом – без всяких психологов, самоанализов и прочих мудреных вещей. Если как следует походить в тренажерный зал, начать есть по утрам высококалорийную овсянку, набрать пять-шесть килограммов и пришлепнуть дома еще пару дисков на штангу, не исключено, что я еще сумею приобрести ангельский характер. Хотя, возможно, я витаю в облаках…
[Петр Заболотнев]